Click to order
Total:
In English
На русском
About Sergey Nikitin
It's not enough to say about Sergey Nikitin's painting that it is intuitive, spontaneous, expressive, abstract with elements of archetypical figurative. Artists with such characteristics follow the venerable tradition of the classical avant-garde, dating back to Kandinsky, Klee, Miro, and others. It is also important to understand why the artist has chosen this particular way in the art and what his personal contribution is.
It's fair to compare this kind of art to art therapy when the artist is either a patient or a doctor. Dubuffet or Basquiat, who are so close to Sergey Nikitin in their manner, are undoubtedly patients: art treats their existential ailments. But our comrade is a doctor. He came to the art to install into the humankind an overload of sensation, experience, and understanding of life as a value in its nonstop instant to restore its lost ability to be happy.
The psychocorrection tool of Sergey Nikitin is a spontaneous motion technique that helps projecting well-being, emotion, and vision onto the canvas directly, without reflection. The Art interacts with the audience through their observation of the work process, via co-participation in the act of creation, via study of the finished product, which is being structured in front of your eyes from the colorful irrelevant chaos into the rigid composition. And here comes the revelation of the collective and individual unconscious - not one of the displaced traumatic experience, but one of the blissful experience of total pleasure and serenity of an infant.
The figurative pattern of Sergey Nikitin's artworks goes back to the unbalanced brightness of the sensations of early childhood. He reconstructs a pre-object vision of an infant when holistic entity have not yet been formed. In a puzzle of mixed-up initial impressions, the original images - schematic hints of something identifiable to objects of reality - begin to appear. Sergey's favorite motifs are huge faces, headlegs (typical for kids' pictures of a man with a reduced torso). The connections between the figures are not spatial or narrative, but ones of emotions and experience. Space and time in this mindset are neither the objects of observation, nor the ways of thinking, but something indivisible with the inner world of a sensing and sensitive organism. The depth of Sergey's paintings is not visual, but effective. It becomes clear in the overlaying layers of paint, in lines and spots, exposed one under the other.
Sergey's creative method is reconstructive improvisation, immediate painting on a canvas without a preconceived concept. The end is unpredictable. But after the spontaneous discharge of a portion of lines and spots is followed by additives that transform the colorful agglomerate into a conglomerate and then into a stable structure. At a certain point, a dissonance is entering the seemingly settled harmony - either it is the author's strong-willed hooliganism, in order to spoil the emerging beauty, or an accidental mistake that violates the balance of forms, or someone else's intrusion during collective work. And the author with subsequent additions and overlaps again is turning the plastic dissonance into the consonance, and the confrontation into synergy. The whole process represents the pulsation of phases «chaos - harmony». The resulting composition is folded into a stable system of vertical-horizontal support structures, which reduces the rampant tensions and emissions, though traces of this pulsation are clearly visible.
Sergey's algorithm follows the methodical recommendation of one of his teachers, which states: break the logic. So he breaks it all the time, but then he restores it at a higher level of complexity.
By Tamara Zinovieva
It's fair to compare this kind of art to art therapy when the artist is either a patient or a doctor. Dubuffet or Basquiat, who are so close to Sergey Nikitin in their manner, are undoubtedly patients: art treats their existential ailments. But our comrade is a doctor. He came to the art to install into the humankind an overload of sensation, experience, and understanding of life as a value in its nonstop instant to restore its lost ability to be happy.
The psychocorrection tool of Sergey Nikitin is a spontaneous motion technique that helps projecting well-being, emotion, and vision onto the canvas directly, without reflection. The Art interacts with the audience through their observation of the work process, via co-participation in the act of creation, via study of the finished product, which is being structured in front of your eyes from the colorful irrelevant chaos into the rigid composition. And here comes the revelation of the collective and individual unconscious - not one of the displaced traumatic experience, but one of the blissful experience of total pleasure and serenity of an infant.
The figurative pattern of Sergey Nikitin's artworks goes back to the unbalanced brightness of the sensations of early childhood. He reconstructs a pre-object vision of an infant when holistic entity have not yet been formed. In a puzzle of mixed-up initial impressions, the original images - schematic hints of something identifiable to objects of reality - begin to appear. Sergey's favorite motifs are huge faces, headlegs (typical for kids' pictures of a man with a reduced torso). The connections between the figures are not spatial or narrative, but ones of emotions and experience. Space and time in this mindset are neither the objects of observation, nor the ways of thinking, but something indivisible with the inner world of a sensing and sensitive organism. The depth of Sergey's paintings is not visual, but effective. It becomes clear in the overlaying layers of paint, in lines and spots, exposed one under the other.
Sergey's creative method is reconstructive improvisation, immediate painting on a canvas without a preconceived concept. The end is unpredictable. But after the spontaneous discharge of a portion of lines and spots is followed by additives that transform the colorful agglomerate into a conglomerate and then into a stable structure. At a certain point, a dissonance is entering the seemingly settled harmony - either it is the author's strong-willed hooliganism, in order to spoil the emerging beauty, or an accidental mistake that violates the balance of forms, or someone else's intrusion during collective work. And the author with subsequent additions and overlaps again is turning the plastic dissonance into the consonance, and the confrontation into synergy. The whole process represents the pulsation of phases «chaos - harmony». The resulting composition is folded into a stable system of vertical-horizontal support structures, which reduces the rampant tensions and emissions, though traces of this pulsation are clearly visible.
Sergey's algorithm follows the methodical recommendation of one of his teachers, which states: break the logic. So he breaks it all the time, but then he restores it at a higher level of complexity.
By Tamara Zinovieva
Про Сергея Никитина
By Tamara Zinovieva
О живописи Сергея Никитина мало сказать, что она интуитивна, спонтанна, экспрессивна, абстрактна с элементами архетипического фигуратива. Художники с такими характеристиками следуют почтенной традиции классического авангарда, восходящей к Кандинскому, Клее, Миро и иже с ними. Важно ещё понять, почему художник выбрал именно этот путь в искусстве, и в чём его персональный сюда вклад.
Подобное искусство справедливо уподобляют арт-терапии. Художник при этом выступает либо в позиции пациента, либо - врача. Такие близкие Сергею Никитину по манере авторы, как, например, Дюбюффе или Баския, несомненно - пациенты, они лечатся искусством от экзистенциальных недомоганий. А наш товарищ - врач. Он пришёл в искусство, чтобы внушить человечеству полноту ощущения, переживания и понимания жизни как ценности в её нон-стоп длящемся мгновении, чтобы вернуть людям утраченнуюспособность испытывать счастье.
Психокоррекционное средство Сергея Никитина - спонтанно-двигательная техника, посредством которой самочувствие, эмоция и миросозерцание проецируются на холст непосредственно, без рефлексии. Художество взаимодействует с публикой через наблюдение процесса работы, через соучастие в творческом акте, через разглядывание законченного продукта, который как бы структурируется у тебя на глазах из пёстрого беспредметного хаоса в жёстко построенную композицию. И тут происходит раскупоривание коллективного и индивидуального бессознательного - но не вытесненного травматического опыта, а блаженного младенческого переживания тотального удовольствия и безмятежности.
Образный строй работ Сергея Никитина восходит к нерасчленённой яркости ощущений раннего детства. Он реконструирует допредметное видение младенца, в котором целостные гештальты ещё не сформированы. В пёстрой мешанине первичных впечатлений начинают проступать первообразы - схематичные намёки на что-то, идентифицируемое с объектами реальности.
Подобное искусство справедливо уподобляют арт-терапии. Художник при этом выступает либо в позиции пациента, либо - врача. Такие близкие Сергею Никитину по манере авторы, как, например, Дюбюффе или Баския, несомненно - пациенты, они лечатся искусством от экзистенциальных недомоганий. А наш товарищ - врач. Он пришёл в искусство, чтобы внушить человечеству полноту ощущения, переживания и понимания жизни как ценности в её нон-стоп длящемся мгновении, чтобы вернуть людям утраченнуюспособность испытывать счастье.
Психокоррекционное средство Сергея Никитина - спонтанно-двигательная техника, посредством которой самочувствие, эмоция и миросозерцание проецируются на холст непосредственно, без рефлексии. Художество взаимодействует с публикой через наблюдение процесса работы, через соучастие в творческом акте, через разглядывание законченного продукта, который как бы структурируется у тебя на глазах из пёстрого беспредметного хаоса в жёстко построенную композицию. И тут происходит раскупоривание коллективного и индивидуального бессознательного - но не вытесненного травматического опыта, а блаженного младенческого переживания тотального удовольствия и безмятежности.
Образный строй работ Сергея Никитина восходит к нерасчленённой яркости ощущений раннего детства. Он реконструирует допредметное видение младенца, в котором целостные гештальты ещё не сформированы. В пёстрой мешанине первичных впечатлений начинают проступать первообразы - схематичные намёки на что-то, идентифицируемое с объектами реальности.
Любимые мотивы Сергея - огромные лица, головоноги (характерные для малышей изображения человека с редуцированным туловищем). Связи между фигурами не пространственные и не сюжетные, а эмоционально-переживательные. Пространство и время в этом мировосприятии - ещё не объекты наблюдения и не способы мышления, а нечто нерасчленимое с внутренним миром чувствующего и реагирующего организма. Глубинность картин Сергея не наглядная, а действенная, она угадывается в накладываемых слоях краски, в линиях и пятнах, проступающих одно из-под другого.
Творческий метод Сергея - пластическая импровизация, работа на холсте без заранее сочинённого замысла, сразу. Исход непредсказуем. Но за спонтанным выбросом порции линий и пятен следуют добавки, превращающие красочный агломерат в конгломерат, а затем и в устойчивую структуру. В какой-то момент в устаканившуюся вроде бы гармонию вносится диссонанс - волевое ли хулиганство автора, дабы испортить наметившуюся красотищу, случайная ли ошибка, нарушающая баланс форм, чужое ли вторжение при коллективной работе. И автор последующими добавками и перекрытиями снова превращает пластический диссонанс в консонанс, противоборство в синергию. Весь процесс выступает как пульсация фаз «хаос - гармония». Итоговая композиция складывается в устойчивую систему вертикально-горизонтальных опорных конструкций, усмиряющую разгул напряжений и выбросов, но следы той пульсации в ней ясно прослеживаются.
Алгоритм работы Сергея следует методической рекомендации одного из его учителей, каковая гласит: сломать логику. Вот он её постоянно и ломает, но затем восстанавливает на более высоком уровне сложности.
Арт-учёба Сергея была скупа, но эффективна. Она направлена не на мастерство изображения, не на артистизм приёма, а именно на решение компоновочной задачи. Нескольких уроков у трёх художников оказалось достаточно для того, чтобы уяснить главное для себя в искусстве и самостоятельно совершенствоваться в избранном направлении, обогащая, усложняя, а может быть и упрощая свой художественный язык всю оставшуюся жизнь.
Творческий метод Сергея - пластическая импровизация, работа на холсте без заранее сочинённого замысла, сразу. Исход непредсказуем. Но за спонтанным выбросом порции линий и пятен следуют добавки, превращающие красочный агломерат в конгломерат, а затем и в устойчивую структуру. В какой-то момент в устаканившуюся вроде бы гармонию вносится диссонанс - волевое ли хулиганство автора, дабы испортить наметившуюся красотищу, случайная ли ошибка, нарушающая баланс форм, чужое ли вторжение при коллективной работе. И автор последующими добавками и перекрытиями снова превращает пластический диссонанс в консонанс, противоборство в синергию. Весь процесс выступает как пульсация фаз «хаос - гармония». Итоговая композиция складывается в устойчивую систему вертикально-горизонтальных опорных конструкций, усмиряющую разгул напряжений и выбросов, но следы той пульсации в ней ясно прослеживаются.
Алгоритм работы Сергея следует методической рекомендации одного из его учителей, каковая гласит: сломать логику. Вот он её постоянно и ломает, но затем восстанавливает на более высоком уровне сложности.
Арт-учёба Сергея была скупа, но эффективна. Она направлена не на мастерство изображения, не на артистизм приёма, а именно на решение компоновочной задачи. Нескольких уроков у трёх художников оказалось достаточно для того, чтобы уяснить главное для себя в искусстве и самостоятельно совершенствоваться в избранном направлении, обогащая, усложняя, а может быть и упрощая свой художественный язык всю оставшуюся жизнь.
Про Сергея Никитина
О живописи Сергея Никитина мало сказать, что она интуитивна, спонтанна, экспрессивна, абстрактна с элементами архетипического фигуратива. Художники с такими характеристиками следуют почтенной традиции классического авангарда, восходящей к Кандинскому, Клее, Миро и иже с ними. Важно ещё понять, почему художник выбрал именно этот путь в искусстве, и в чём его персональный сюда вклад.
Подобное искусство справедливо уподобляют арт-терапии. Художник при этом выступает либо в позиции пациента, либо - врача. Такие близкие Сергею Никитину по манере авторы, как, например, Дюбюффе или Баския, несомненно - пациенты, они лечатся искусством от экзистенциальных недомоганий. А наш товарищ - врач. Он пришёл в искусство, чтобы внушить человечеству полноту ощущения, переживания и понимания жизни как ценности в её нон-стоп длящемся мгновении, чтобы вернуть людям утраченнуюспособность испытывать счастье.
Психокоррекционное средство Сергея Никитина - спонтанно-двигательная техника, посредством которой самочувствие, эмоция и миросозерцание проецируются на холст непосредственно, без рефлексии. Художество взаимодействует с публикой через наблюдение процесса работы, через соучастие в творческом акте, через разглядывание законченного продукта, который как бы структурируется у тебя на глазах из пёстрого беспредметного хаоса в жёстко построенную композицию. И тут происходит раскупоривание коллективного и индивидуального бессознательного - но не вытесненного травматического опыта, а блаженного младенческого переживания тотального удовольствия и безмятежности.
Образный строй работ Сергея Никитина восходит к нерасчленённой яркости ощущений раннего детства. Он реконструирует допредметное видение младенца, в котором целостные гештальты ещё не сформированы. В пёстрой мешанине первичных впечатлений начинают проступать первообразы - схематичные намёки на что-то, идентифицируемое с объектами реальности.
Любимые мотивы Сергея - огромные лица, головоноги (характерные для малышей изображения человека с редуцированным туловищем). Связи между фигурами не пространственные и не сюжетные, а эмоционально-переживательные. Пространство и время в этом мировосприятии - ещё не объекты наблюдения и не способы мышления, а нечто нерасчленимое с внутренним миром чувствующего и реагирующего организма. Глубинность картин Сергея не наглядная, а действенная, она угадывается в накладываемых слоях краски, в линиях и пятнах, проступающих одно из-под другого.
Творческий метод Сергея - пластическая импровизация, работа на холсте без заранее сочинённого замысла, сразу. Исход непредсказуем. Но за спонтанным выбросом порции линий и пятен следуют добавки, превращающие красочный агломерат в конгломерат, а затем и в устойчивую структуру. В какой-то момент в устаканившуюся вроде бы гармонию вносится диссонанс - волевое ли хулиганство автора, дабы испортить наметившуюся красотищу, случайная ли ошибка, нарушающая баланс форм, чужое ли вторжение при коллективной работе. И автор последующими добавками и перекрытиями снова превращает пластический диссонанс в консонанс, противоборство в синергию. Весь процесс выступает как пульсация фаз «хаос - гармония». Итоговая композиция складывается в устойчивую систему вертикально-горизонтальных опорных конструкций, усмиряющую разгул напряжений и выбросов, но следы той пульсации в ней ясно прослеживаются.
Алгоритм работы Сергея следует методической рекомендации одного из его учителей, каковая гласит: сломать логику. Вот он её постоянно и ломает, но затем восстанавливает на более высоком уровне сложности.
Арт-учёба Сергея была скупа, но эффективна. Она направлена не на мастерство изображения, не на артистизм приёма, а именно на решение компоновочной задачи. Нескольких уроков у трёх художников оказалось достаточно для того, чтобы уяснить главное для себя в искусстве и самостоятельно совершенствоваться в избранном направлении, обогащая, усложняя, а может быть и упрощая свой художественный язык всю оставшуюся жизнь.
By Tamara Zinovieva
Подобное искусство справедливо уподобляют арт-терапии. Художник при этом выступает либо в позиции пациента, либо - врача. Такие близкие Сергею Никитину по манере авторы, как, например, Дюбюффе или Баския, несомненно - пациенты, они лечатся искусством от экзистенциальных недомоганий. А наш товарищ - врач. Он пришёл в искусство, чтобы внушить человечеству полноту ощущения, переживания и понимания жизни как ценности в её нон-стоп длящемся мгновении, чтобы вернуть людям утраченнуюспособность испытывать счастье.
Психокоррекционное средство Сергея Никитина - спонтанно-двигательная техника, посредством которой самочувствие, эмоция и миросозерцание проецируются на холст непосредственно, без рефлексии. Художество взаимодействует с публикой через наблюдение процесса работы, через соучастие в творческом акте, через разглядывание законченного продукта, который как бы структурируется у тебя на глазах из пёстрого беспредметного хаоса в жёстко построенную композицию. И тут происходит раскупоривание коллективного и индивидуального бессознательного - но не вытесненного травматического опыта, а блаженного младенческого переживания тотального удовольствия и безмятежности.
Образный строй работ Сергея Никитина восходит к нерасчленённой яркости ощущений раннего детства. Он реконструирует допредметное видение младенца, в котором целостные гештальты ещё не сформированы. В пёстрой мешанине первичных впечатлений начинают проступать первообразы - схематичные намёки на что-то, идентифицируемое с объектами реальности.
Любимые мотивы Сергея - огромные лица, головоноги (характерные для малышей изображения человека с редуцированным туловищем). Связи между фигурами не пространственные и не сюжетные, а эмоционально-переживательные. Пространство и время в этом мировосприятии - ещё не объекты наблюдения и не способы мышления, а нечто нерасчленимое с внутренним миром чувствующего и реагирующего организма. Глубинность картин Сергея не наглядная, а действенная, она угадывается в накладываемых слоях краски, в линиях и пятнах, проступающих одно из-под другого.
Творческий метод Сергея - пластическая импровизация, работа на холсте без заранее сочинённого замысла, сразу. Исход непредсказуем. Но за спонтанным выбросом порции линий и пятен следуют добавки, превращающие красочный агломерат в конгломерат, а затем и в устойчивую структуру. В какой-то момент в устаканившуюся вроде бы гармонию вносится диссонанс - волевое ли хулиганство автора, дабы испортить наметившуюся красотищу, случайная ли ошибка, нарушающая баланс форм, чужое ли вторжение при коллективной работе. И автор последующими добавками и перекрытиями снова превращает пластический диссонанс в консонанс, противоборство в синергию. Весь процесс выступает как пульсация фаз «хаос - гармония». Итоговая композиция складывается в устойчивую систему вертикально-горизонтальных опорных конструкций, усмиряющую разгул напряжений и выбросов, но следы той пульсации в ней ясно прослеживаются.
Алгоритм работы Сергея следует методической рекомендации одного из его учителей, каковая гласит: сломать логику. Вот он её постоянно и ломает, но затем восстанавливает на более высоком уровне сложности.
Арт-учёба Сергея была скупа, но эффективна. Она направлена не на мастерство изображения, не на артистизм приёма, а именно на решение компоновочной задачи. Нескольких уроков у трёх художников оказалось достаточно для того, чтобы уяснить главное для себя в искусстве и самостоятельно совершенствоваться в избранном направлении, обогащая, усложняя, а может быть и упрощая свой художественный язык всю оставшуюся жизнь.
By Tamara Zinovieva